Сборник стихов о Волге, изданный тверичанами — называется "Волга. Начало". И вроде оправданием этому служат такие слова в предисловии: "Может быть, фестиваль и книга станут частью большого проекта.... Реки во все времена объединяли людей, и у стихов это тоже иногда получается...".

Но на самом деле, "начало" тут и в другом. Об этом хорошо пишет Анна Голубкова в небольшом введении к своей стихотворной подборке: "На самом деле — Волга огромная река, где-нибудь в Самаре или Саратове она уже похожа на бескрайнее море с пресной водой. Но у нас в Твери Волга — это небольшая, можно сказать, почти домашняя речка. Такой мы её знаем и любим".

И вот эта интонация — о Волге, как почти домашней, интимной, маленькой речке — стала доминирующей и во всём сборнике. Видимо потому, что много в нём поучаствовало именно поэтов-тверичей. Хотя и иногороднее представительство весьма серьёзное было и на фестивале, и в книге.

Эта "домашняя" Волга — как бы спорит с укоренившимся образом Волги, как Великой Реки, широкой, с огромными и раздольными волжскими просторами. Величие, широченность — вообще такое свойство, которое не всегда притягательно, оно бывает и страшноватым, иногда, напротив, хочется от него убежать в своё маленькое и доморощенное...

И вот "великая Волга", широкая Волга — присутствует в сборнике у авторов первой и последней подборки (там ещё в самом конце одно стихотворение "анонимуса", но его можно и не брать в расчёт для этого тезиса). То есть такая окольцовка: в начале и конце — Великая Волга, а в серёдке — маленькая, своя такая, Волгушка.

И не характерно ли? Что в первом стихотворении, открывающем сборник — Марины Батасовой (председателя Тверского союза литераторов) — эта огромность Волги становится метафорой адища.

Марина Батасова

На другой стороне Волги

Ни жива, ни мертва моя мама.

Тринадцать лет эта цепь — Волга

Держит меня при себе.

Дальше — ощущение широты в стихотворении передаётся через упоминание того, что "над рекой проезжал Пушкин и другие поэты", а в воде — отражалось небо. И это "над"-небесье! И этот Пушкин! Вот — величие и простор! Но чем же кончилось?

Отраженье текущего ада,

Весь период полураспада...

— Почему это мне, Господи?

...

— А почему не тебе?

Широта — это такая беззащитность, и спрятаться некуда. И отражение неба легко переходит в отражение ада! Весьма характерно и пандан — стихотворение из завершающей сборник подборки — Дмитрия Чернышева:

Чудовищная, медленная мощь

Не всем

дана в ощущении

Не видят, не могут увидеть

объективную реальность

Те, кто не плакал на берегу

великой реки <...>

И вот это: "Раскинулась Волга широко..." — становится вдруг у некоторых поэтов сегодняшних "чудовищною, медленной мощью", и сборник, то ли случайно, то ли нарочито — оказывается пронизан ощущением совсем другим, поэты предлагают нам совсем другую реку — маленькую, домашнюю, не просторную, а узкую. Такую анти-Волгу! Волгу, убегающую от своего величия. Большое внимание уделяют они также маленьким речушкам с неизвестными названиями — притокам Волги. Всё это кажется таким осознанным побегом от нарочитого величия, с которым Волга вошла в учебники русской истории и литературы.

Начинает этот тренд в сборнике Анна Голубкова с прекрасной малой поэмой "Путешествие на катере", с указанием: "описанные реалии относятся к началу 1990-х", то есть до наступления эры кричащего гламура и новоделов, напротив, реалии эти — "уходящая натура" позднесоветского быта маленьких обывателей.

Пасмурное невеселое утро

дачники с мешками и тележками

старушки с узлами и корзинками

молодые люди в штормовках

с огромными рюкзаками

ждут посадки на катер...

<...> катер похож на вечно недовольного дачника

который занимается своим огородом

только из чувства долга...

<...> катер причаливает

около бывших пионерлагерей

покосившиеся деревянные мухоморы...

<...> изгиб реки

розово-коричневый глиняный обрыв

с берёзовой рощей на самом верху...

Мы видим выписанный обшарпанный мир, в который можно всмотреться, во все детали, в людей... То есть это не такая Волга, у которой простор — и больше глазу упасть некуда! Мы видим почву и глину, видим огороды!

И вот мы встречаем сходные мотивы у разных поэтов:

Борис Колымагин

Река течёт в болотах гиблых

Коричневой поёт водой <...>

Любовь Колесник

Смотреть, отпущена куда,

течёт нечистая вода,

когда-то бывшая Холынкой —

река хвалы, Хвалынь река...

В стихах у Любови — и те же огороды, и ласточки из общежитий, и "автобус, жёлтый, как испуг"...

самолёт на косом пьедестале.

С вишен белые мухи летали.

Перестали...

Евгений Карасёв

... Волжский ветер

на старинных домиках коньки никлые

…

в сельском дворике, среди дров колотых

Ты слагаешь бунтарские, будоражащие песни,

будто бухаешь в мятежный колокол.

Конечно-же "бУхаешь", а не бухАешь"...

Владимир Коркунов

и Волга раскинулась — и мы бродили по берегу

по щиколотку в тростнике| время становилось кирпичиком торфа

попавшим под пресс 90-х.

(второй раз мы видим в сборнике отсылку к 90-м, как к такому рубежу старого мира — старосветского, старосоветского, по которому теперь испытываешь ностальгию какую-то — по его домишкам и огородам, и бывшим пионерлагерям).

Андрей Пермяков

Там, где сдаётся полдома, есть маленькая рыжая Волга —

Потом она вырастет, это станет немного другая река...

Влад Пряхин:

зелёно-жёлтые от зноя

По Волге движутся огни...

Ну то же — что-то ржавое и болотное. Кажется из подборки, что возникает эдакий сквозной мета-образ Волги — не огромной, но такой интровертной, погруженной в себя, тихой, ржавой, болотной, но без прикрас — своей и домашней...

Антитезой ему — образ парохода, теплохода. Который, напротив, всегда такой белый (Волга — рыжая!), и такой большой!

Борис Колымагин:

Да из-за острова на стрежень

Четырёхпалубный ползёт...

Наталия Кузьмина

Гладкое древко седое

с бело-синим флажком

мы на гору по очереди возносили,

наблюдая за теченьем реки

с орнаментом бирюзы на изгибе —

вдруг нас заметят на барже,

или даст свой гудок пароход <...>

То есть — мы маленькие, теплоход большой. Но вдруг он заметит нас, маленьких?

Юрий Орлицкий

Не дыми, теплоход,

пластилиновых вод не мути,

И не надо "Прощаньем славянки"

мне душу травить...

Маленькие люди — от "Шинели" Гоголя, до Венечки Ерофеева — вечная тема русской литературы. Это теплоход — большой и белый. А мы — маленькие и рыжие! Как Волга!

Тот же Ю. Орлицкий

На крутом берегу,

Где не мало испито вина,

Не могу я сыскать

Газированной ржавой воды...

Венечкин архетип советского высокодуховного алкоголика — представлен в стихах Сергея Денисенко.

Поллитру тогда паренёк достаёт

И враз осушает, и песню поёт

О том, как казак Афанасий Никитин

На Волге княжну нахаляву похитил...

И не важно, что в оригинале там Разин, зато Никитин — земля! Тверич! Конечно, много в стихах диалогов и реминисценций, споров и со стихов про "из-за острова на стрежень", и "выдь на Волгу, чей стон"... И "Из далека долго"... и даже:

... здесь героиня "Грозы",

эта бедная девочка, в Волгу бросалась с обрыва.

Ты идёшь не ко мне, улыбаешься как Лао-Цзы,

И мотаешь конец прицепившейся нитки мотива.

И конечно, стихи про Волгу просторов тоже были. Например, у Ольги Козловой, или второй стих у Евгения Карасёва, но они — дополняя палитру, не могли перебить у меня того общего ощущения реки, которое родил во мне по прочтении сборник "Волга. Начало". Где "начало" — и стало важнейшим несущим концептом. То есть Волга — у начала, не сделавшаяся ещё "Великой, и оставшаяся — человечной и внимательной ко всему рекой...

Вот — волжские города из стиха Кирилла Корчагина, города — по которым тоже ползёт эта Волжская ржа, и она — рыжая — благословенна!

горы заволжских

вокзалов

перетекающие

в мокнущие

платформы

порыжевшие поезда

под апрельским

скругленным солнцем

оседающим

гроздьями пара и

дыма на

обледеневшие волны <...>

Обложку книги оформил  Валерий Галечьян, председатель Московского союза литьераторов. 

Автор рецензии: Арат Бик-Булатов — поэт, журналист, кандидат филологических наук (г. Казань).